Золото (сборник) - Страница 88

– А, Зотей Евстратыч, где тебя долго не видать? – спрашивал Павел Митрич. – Загордился, совсем не хочешь нас знать…

– Какая гордость, Павел Митрич, господь с вами. Так, делишки разные были…

– Да какие у тебя дела могут быть, блаженная голова? Живешь как комар – какие у тебя дела…

– И у него своя забота есть, Павел Митрич…

Косяков чувствовал, что старик пришел недаром, потому что он все неспроста делал, что-нибудь да держит он на уме и уж наверное знает, куда старуха прячет свои деньги. Косяков даже удивился, как он раньше об этом не подумал: подпоить божьего человека – он все и разболтает… Эта мысль очень понравилась Косякову, и он решил привести ее в исполнение.

– Ты не бегал бы от меня, так дело-то лучше было бы, – говорил Косяков, ласково поглядывая на старика своими вострыми глазами. – Приходи покалякать когда, поболтать, да и муху можно раздавить…

Зотушка блаженно улыбнулся и, осторожно оглядевшись кругом, проговорил вполголоса:

– Старухи я боюсь, Павел Митрич… Ведь она меня сживет со свету, если узнает, что я с вами-то заодно…

– Так бы прямо и сказал… А ты не бойся: Павел Косяков никого на свете не боится. Да что тут толковать: хочешь, сейчас муху давнем?

– Уж это на что лучше, Павел Митрич.

Зотушка прищелкнул языком и хитро подмигнул глазом в сторону бабушкиных горниц, – дескать, теперь мне плевать на нее, ежели Косяков никого на свете не боится. Явилась водка, явилась закуска, и первая «муха» была раздавлена самым развеселым образом, так что захмелевший Зотушка даже спел свой стих о старце. Татьяна Власьевна просто диву далась, когда узнала, что Зотушка пирует с «ратником»: не такой был человек Зотушка, чтобы кривить душой, – уж как, кажется, он падок до водки, а никогда ни одной рюмки не примет от того, кто ему пришелся не по нраву… А тут, на-кася, даже песню запел… Нюша сначала даже испугалась, когда услышала Зотушкин стих. И теперь где же поет Зотушка – в горницах, где его слушает «ратник»!.. А Зотушка все пел и пел, улыбался блаженной улыбкой и даже закрывал глаза, как воробей, которого после холодной морозной ночи пригрело солнышком.

– А ведь ты славный старик, – хвалил Косяков, хлопая Зотушку своей десницей по плечу. – И песни отлично поешь…

– Уж как кому поглянется, Павел Митрич.

– Так старуха-то крепко тебя обижает?

– Голодом сморила… Да и так, ежели разобрать: как пила пилит.

– Да ты выпей еще, а потом побеседуем…

Зотушка не отказался от новой «мухи» и притворился совсем захмелевшим.

– А я… пришел к тебе… не тово… недаром, – признавался Зотушка косневшим языком. – Уж больно меня… старуха-то доехала… Стра-асть доехала!.. Хоть вот сейчас ложись… и помирай! Вот я и пришел к тебе… дельце маленькое есть…

– Я ведь тоже с тобой давно хочу поговорить, Зотей Евстратыч, и, кажется, мы столкуемся… Не насчет ли капиталов Гордея Евстратыча?

– Оно самое… оно… только я старухи до смерти боюсь…

– Вот что, пойдем лучше к тебе в флигелек, побеседуем там…

– Лладно-о…

Косяков под руку довел пьяного Зотушку до его флигеля и даже помог ему сесть на стул.

– Ох, боюсь старухи, – представлялся Зотушка, раскачиваясь на стуле.

– А есть у старухи деньги?

Зотушка оглянулся боязливо по сторонам и прошептал:

– Есть…

– Зотей Евстратыч, послушай меня: скажи, куда прячет старуха деньги, тогда одна половина моя, другая твоя… А то все равно нам обоим ничего не достанется!

– Обманешь ты меня?

– Я?.. Хочешь, сейчас образ со стены сниму?

– Хорошо… я тебе укажу место… только чтобы водкой меня поить до отвалу.

– Ну, где?.. – задыхавшимся шепотом спрашивал Косяков.

– А ты не больно торопись… Не запрег, чего нукаешь?.. Сейчас я тебе ничего не скажу, а через три дня все как на ладонке объясню…

Как «ратник» ни умолял Зотушку, тот не сдался ни на какие просьбы и настоял на своем.

Три дня пролетели быстро. Зотушка куда-то исчезал, но потом явился на третий день. Косяков все это время переживал с самым лихорадочным нетерпением, а когда вечером увидал затеплившийся в флигельке Зотушки огонек – вздохнул свободнее; он сейчас же побежал к нему, а тот сидел на лавке бледный и изможденный, точно он перенес какую болезнь в три дня.

– Что это с тобой? – осведомился Косяков.

– Ничего… пировал, – коротко ответил Зотушка, ощупывая свою голову.

– Эк тебя взяло… Нашел время, нечего сказать.

– А ты думаешь, мне легко чужие-то деньги воровать?.. А?.. Может, у меня сердце все издрожалось со страху… Страсть боюсь старухи.

– Ну, сказывай, где деньги-то…

Косяков давно наблюдал за Татьяной Власьевной, куда она прячет деньги, но все было бесполезно. Но и Зотушке стоило немалых усилий открыть секрет Татьяны Власьевны. Он провел до десятка бессонных ночей, прежде чем укараулил старуху, когда она ходила проведать свой заветный узелок. Татьяна Власьевна прятала деньги в пяти местах – на сарае в сене, в предбаннике, в конюшне, в дровах и, наконец, в ларе с овсом. Последнее место и дало возможность решить всю задачу с «ратником». Теперь Зотушка сидел на лавке, смотрел на Косякова воспаленными слезившимися глазами и все что-то шептал про себя.

– Да скажешь, что ли, дьявол!.. – приступил к нему Косяков, бледнея.

– Ладно… скажу… только мне половину… а то не скажу.

– Сказал, что отдам… Фу, черт! Чего еще жилы-то тянешь…

– Надо замок ломать… снасть-то припас?

Косяков порылся в кармане и достал оттуда плотничье долото.

– Какой угодно замок отворим этим ключом, – проговорил он, показывая свою снасть.